– Может быть, но никто не спросил меня, нуждаюсь ли я во Владыке, – резко ответил Безглазый, обнажая меч. – Этот мир чужой для меня. И я не присягал древнему повелителю перед великой битвой. Вся эта беготня, поиски несчастных и принесение их в жертву интересны вам, Спящим и толпе королей, делящих многострадальные земли. Но мне нет дела ни до ваших игр, ни до ваших желаний! Полтора года я повторяю одно и то же: оставьте меня в покое! Но нет, вы лишь науськивали на меня все новых и новых врагов, мечтая притащить сюда в цепях и превратить в еще одну протухшую куклу рядом с троном.
– Это великая честь!
– Да пошел ты! – рассмеялся Глэд. – Расскажи это тысячам крестьян, сожженных магическим огнем рядом с Городом павших. Превратившись в нежить, они своими телами загородили проход в Усыпальницу… Или расскажи это эльфам, которые по вашему приказу попытались скормить меня своим проклятым деревьям! Я до сих пор больше похожу на обгорелую головешку, чем на человека! И все это из-за вашего безумного желания заставить меня плясать под чужую дудку!.. Вот только вы забыли, что любой человек обладает правом выбора. И сильный духом не склонит голову, а возьмет в руки меч и будет драться до конца, до последней капли крови, до последнего вздоха! И если я выбрал свободу, никакие Хранители не смогут заставить меня изменить принятое решение.
– Тогда зачем ты здесь? – удивился голос, набрав силу и мощь, поднимая при каждом слове клубы пыли с полированных плит.
– Чтобы убить вас. Я хочу посчитаться. За погибших и замученных. За тех, кого вы превратили в послушных марионеток. За всю ту боль, что мне довелось испытать по вашей вине. Я пришел, а это значит, что настало время платить по счетам…
– Ты ошибаешься, человек. Ты пришел, чтобы стать одним из нас, чтобы предсказание сбылось. Четвертому Хранителю пора занять свое место…
Не успел Глэд шагнуть вперед, как из всех колонн к нему навстречу рванули огненные шары, проглотившие солнечное сияние. Одновременно ударившись в человека, они взорвались, отшвырнув Фрайма в сторону. Там, где замер Безглазый, зажегся огромный факел, разбрасывая вокруг языки стремительного пламени. Скрутившись вокруг застывшей фигуры, огонь надсадно ревел, пытаясь пожрать человека. Но с каждым мгновением его ярость все утихала, а Глэд оставался невредим. Вскоре последние отблески магического пламени исчезли, растворившись в непроглядной тьме. И в навалившейся тишине стало слышно, как кто-то тихо идет по направлению к оглушенному наемнику.
Выхватив меч, Фрайм перекатился в сторону и настороженно прислушался. Огромный зал отражал звуки шагов, множа их бесконечным эхом. Звуки блуждали между колонн, улетали к потолку и искаженными отражениями возвращались назад. Понять, где находится противник, было невозможно. Как ни вслушивался мертвец, он не мог услышать привычное для человека биение сердца. Хранители давно уже были мертвы, и их сердца рассыпались в прах, а Глэд научился скрывать свое присутствие.
Чиркнул кремень, и искра огня упала на факел. Затрепетал огонек, и вскоре жадное пламя заплясало на пропитанной маслом пакле. Глэд поднял над собой факел и крикнул напарнику:
– Ты видел? Эти идиоты думали, что смогут превратить меня в четвертую мумию! Скажи, почему после гибели Владыки рядом с его троном собираются в основном безмозглые тупицы, неспособные разглядеть мир за кончиком собственного носа?
– Что это было?
– Они обрушили на меня всю силу магии, накопленную за эти годы в колоннах. Вот только не учли, что вплавленный в меня амулет рассеивает любую магию Мрака. Вместо того чтобы потерять свою душу и превратиться в послушного болвана, я лишь обжег себе в очередной раз спину и запомнил все сплетни, собранные Хранителями за годы безделья. Все, что они с такой заботой собирали и складировали в этой безумной библиотеке, все это теперь стало моим достоянием. Чтобы им провалиться, какую мерзость я успел узнать за эти несколько пылающих мгновений…
– И что теперь? – настороженно спросил Фрайм, шагнув в отбрасываемый факелом световой круг.
– Не знаю, – честно ответил Глэд. – Похоже, моя сила перепугала наших негостеприимных хозяев. Они сбежали со своих крошечных тронов и ковыляют по залу. Я вижу каждого из них.
Меч указал во тьму:
– Вон один. Рядом с ним другой. А третий попытался спрятаться за колонной ближе к заваленному выходу в степь. И я могу убить любого из них. Могу, но не хочу…
– Как это: не хочу?! – поразился мертвец. – Ты добирался сюда с Перешейка, ты мечтал об этой встрече – и что, все бросишь в конце пути?!
– Послушай, Фрайм. Чего бы ты хотел для себя? Если бы удалось все вернуть назад. Если бы тогда в пустыне мы разошлись миром? Хотел бы ты остаться человеком, растить детей? Ходить под парусом по студеному морю и бить громадных китов? Или вскочить на коня и помчаться навстречу грозе, расколовшей молниями небо вдали?
Наемник долго молчал, разглядывая осунувшееся лицо друга. Потом тихо ответил:
– Я бы хотел. Это величайшее чудо – быть живым. Но ты знаешь, что мне это не дано. Никогда больше я не смогу порадоваться степному ветру и холодным каплям дождя. Я умер. И теперь я стою ближе к Хранителям, чем к последнему босяку в королевствах. Ты знаешь это лучше меня. И лучше меня знаешь, какая ненависть сжигает мое сердце. Только в бою, орошая кровью мой меч, я способен обрести радость. Это все, что у меня осталось.
– Но я еще наполовину жив, – горько вздохнул Глэд. – Я человек, что бы ни пытались про меня рассказывать вокруг. Все это время я доказывал самому себе, что я независим и не принадлежу ни к оркам, ни к эльфам, ни к наемникам Зур. Я лишь хочу жить, как живут тысячи простых смертных. И не хочу больше совершать подвиги во имя спятивших колдунов, мечтающих повернуть мир вспять.